Взглянул в глаза её, как смотрят в небо,
Отринув сердцем низменную страсть.
И вся душа сквозь тернии и дебри
Шагнула в пропасть, чтобы там пропасть.
В груди стучало дробью барабанной
И, словно на парад, звало – за ней,
Чтоб выпить яд засохшими губами
Под скопищем сгустившихся теней.
Но обуздав свой помысел вульгарный,
Я, словно перед Лизою Моно,
Вдруг замер, как Да Винчи Леонардо,
Взирающий на Лувра полотно.
Я знал, что Купидон жесток и точен,
Вытаскивать стрелу - вдвойне больней.
Поэтому, я прочь ушёл...
Но ночью
Во сне встречаюсь очень часто с ней.

Давным-давно, быть может, в детстве
Урок однажды я усёк,
Что мир наш создан из проекций,
Где очень многим невдомёк
На чувства, что внутри гнездятся
Чужой, неведомой души,
Где вытирать удобно сланцы,
Чуть что, вставая на ножи.
А если будешь неудобен,
Как будто пикнику - гроза,
Похаят и осквернословят,
Коль не в лицо, то за глаза.
И с той поры, как черепашка,
На всякий случай (мало ли),
Ношу футляр (вернее, панцирь),
Чтоб дошкребаться не смогли.

Чем стих о недоделанном омлете.
Однако, с беспристрастным взором критика,
Замечу: тема сисек – не раскрытая!
Но сиськи (всем известно) – вне политики!
И лучше не сувать поэтам – критику,
На критику ответ один: «Идите Вы...»

Тысяча и сто чертей! 
Это как – в штаны мне краба...
Что случилось? Быть беде.
Баба на борту... Да ладно?
Разрази мне зопу гром!
Зарази меня чесотка!
Баба – это же дурдом!
Место ей – у сковородки
Или лучше – за бортом?
Из какого баба теста?
Неизвестно... Невесть что!
Будет Крякену – невеста.
Волны выше... Грянет шторм!
Воздух стелется прохладой.
В трюме драка... Да ты что?
Виновата в этом – баба!
Оказалась на борту,
Чтоб испортить нам погодку!
Взять, повесить... За манту?
Сто акул ей прямо – в глотку!
Чо, серьёзно? Вы ту-ту?
Это же совсем не баба!
Это пугало! Да ну?
Баба – куколка из тряпок!
Грудь - из ваты, на башке
У неё висит соломка.
Ох, ничосе... Эхе–хе!
Напугали... Слава богу!
Мы уж думали – кирдык...
Все чуть в ящик не сыграли!
Капитан такой шутник,
Напугал пиратов "кралей".

Напридумав чепухи,
Захотел издать «стихи».
Я отправился в «газету»,
Чтобы чувства вылить «свету».
Прочитали... Так и сяк.
И сказали: "Ну и шлак!
Вашей низменной сатире
Место самое - в сортире!
Пошлость, пакость, вульгаризм.
Мракобесие, трюизм.
Режут ухи – диссонансы,
Да и вкус у вас - мещанский... "
Сообщили в редактуре.
(Не вкурили юмор, хрюли).
Нарекли дерьмом, пардон.
Раскатали на рулон
Изложения Поэта,
Уничтожили в клозете.
Только рукопись не тонет –
Наизусть я всë запомнил!

Я вам чо тут, Маяковский?
Это просто – труд сизифов:
Подрывать очко за «Оскар».
Я пишу стихо–«варенье»
Раз-два-три, как нефиг-нафиг!
По-любому, без прочтенья
Непременно кто-нить лайкнет
И вниз дальше пролистает,
Кто, как я – такой же «гений»,
Что, поди, стишки вещает
На горшочке сидя где-нить...

Поэту и пейсателю на шляпку
Какетливо люблю я так покакять,
Что с высоты беспечного полёта
Дарю теплишко свежего помёта.
Не бойся, мой ваятель толстопузый!
Сиричка – это маленькая Муза!
Прими достойно все мои подарки.
Они почти, как золото – не пахнут.
Стирать уже нет смысла – твою шляпку...
Не нужно просто так – сидеть на лавке.

Фривольный стих без ритма, смысла и поэтической ценности.
(от женского лица)
**********
Я вытираю со лба пот.
Вокруг – столько хлопот,
Что некогда присесть.
Я, словно белка в колесе.
Я заботливо очаг домашний храню.
Я приготовлю – хошь какую стрепню!
Я спиногрызов соберу в школу.
Мне нету дела до приколов.
Надо постираться, погладить и пропылесосить,
Покрутить мясо, почистить туалет. После – забить в стену гвозди,
Попилить доски,
Заштопать носки,
Повыбивать матрасы и половики,
Начистить с вечера башмаки,
Вынести мусор и мозги.
Я знаю тысячу способов от тоски.
Короче, дел невпроворот -
Полный рот.
А как иначе?
Я режу лук и не плачу.
Ещё надо на даче
Вечером поишачить
К тому же.
А ночью можно блаженно упасть в нирвану.
Но вдруг вспоминаю про мужа:
Бедный… Он весь день лежит на диване
Необласканный, неналюбленный, несогретый.
Лечу пчёлкой - скорее спасать человека!

Проснулся ноченькой, облитый хладным по́том я...
Вот это сон! Аж чувство в горлышке - тошнотное:
Далече бьёт церковный колокол тихонечко...
Прощальный зал... Кругом – лампадки да иконочки...
Толпа скорбит... Кого-то, думаю, хоронят жеж!
На постаменте во гробу лежит - покойничек...
Глядь – пиджачок надет на плечики – мой клетчатый...
И ручки связаны крестом - закоченевшие!
Монашек старенький бубнит под нос о вечности!
Венок лежит «От НАС – ПОЭТОВ!» с чёрной ленточкой.
Из патефона марш доносится –Шопеновский.
Вот-вот от страха лопнет, чувствую, терпение...
Да кто ж виновник ентого мероприятия?
Взглянул и еле опознал в испуге – я себя!

С детства Демьян не любил ходить в церковь. Ему там было скучно и невесело. Сиди себе на скамейке да слушай непонятные речи дьячка, выступающего перед благочестивой публикой. А потом разевай рот вместе с остальными детишками и подпевай псалмы и так - каждый вечер. Ну, какое это веселье? Демьяна силой и под угрозами наказания приводили в молитвенный дом, а если он препирался, то строгий отец хлестал его розгами по спине и ниже. Шло время, и Демьян вырос…
Никакому ремеслу толком он не обучился, на музыкальных инструментах играть не мог, работать не хотел. Ему больше всего нравилось прогуливаться в уединении поодаль от родного дома на окраине селения. Здесь он проводил много времени, прислушиваясь к окружающим звукам. Порою казалось ему, что деревья, размахивая от ветра ветвями, словно когтистыми лапами чудовищ, пытаются заговорить с ним и донести какое-то знание, о котором никто, кроме него, не догадывается. А однажды, после ссоры с отцом, он решил не ходить домой и разжёг костёр на вершине холма, чтобы заночевать под открытым небом Тот холм пользовался дурной славой и назывался – Бугор Астарот. В былые времена здесь возвышалась виселица, на которой были приговорены к смерти богоотступники. И Демьяну казалось той ночью, что он слышит чьи-то голоса и проклятия, доносившиеся из-под земли на том самом холме.
Утром увидел его сосед и говорит:
- Ты где был? Тебя отец искал всю ночь.
- На холме был я, у костра сидел. Глядел, как танцует пламень лихо, - невозмутимо отвечал Демьян соседу.
- Ступай сейчас же домой, а не то отец разгневается.
- Нет, мне нельзя домой. Я в церковь пойду – хулу сотворю. Мне огонь велел, он говорил со мной, - сказал Демьян.
Пришёл он в церковь к обедне. Там народ верующий собрался. Демьян подошёл к иконе с изображением святого лика и плюнул на неё. Опосля заорал срамные речи и матерные частушки, при этом танцуя вприсядку перед прихожанами. Дал пощёчину одной монашке, отпустив похабщину в её адрес, а с подоспевшего пресвитера стащил свитер и стал рвать на лоскуты. Кое-как вывели из церкви богохульника этакого удивлённые люди.
Весь день скрывался Демьян от своего отца. Тот уже начал серьёзно волноваться за сына. Ближе к вечеру нашёл отец его близ тихого омута. Демьян сидел, по-турецки скрестив ноги, и держал чёрную свечку, глядя в воду.
- Ты что творишь? Ты в своём ли уме, Демьян? – возопил отец.
- Не мешай, батя. Я занят, - отвечал тот не своим голосом.
- Вставай! Пошли домой скорее! – заорал отец.
- Ты ступай, батя. Я здесь останусь. Мне дела делать надо. Я тут переночую, а наутро в церковь пойду – хулу сотворю. Мне отражение моё велело, оно говорило со мной.
Отец видит, что сын рехнулся и немедленно схватил его за шиворот да потащил домой, а там - запер в сарае с лошадью, чтобы тот больше не посмел никуда ходить и позориться.
На следующий вечер зашёл отец в сарай, чтобы накормить своего сына. Отворил дверь и видит, что там всё вокруг залито кровью. Демьян весь перепачкан в крови, сидит по-турецки и держит в руках лошадиную голову.
- Я проголодался, батя. Пришлось нашу кобылу съесть, как видишь. Так что я теперь сытый, поэтому ты в дом ступай, а я здесь побуду. Наутро в церковь пойду – хулу сотворю. Мне лошадь велела, она говорила со мной.
Отец в сердцах схватил дубину и как следует избил своего сына до посинения. Опосля вернулся в дом и заплакал, заливая в рот горькую.
На следующий вечер он решил, что надо лучше отвести Демьяна к лекарю или дьякону, чтобы они его исцелили от неведомого недуга. Зашёл он в сарай, глядит – ан Демьяна нет нигде. Неужели сбежал? – подумал отец. Но дверь была заперта снаружи на большой засов, а внутри сарая не было никаких следов разрушения или взлома.
Вдруг откуда ни возьмись появился перед отцом зверь парнокопытный и богомерзкий с рогами, клыками, бородой, хвостом и густой шерстью. Чёрт, одним словом. Но отец не перепужался, а схватил большой топор, что в углу стоял, и обухом прибил насмерть скотину, непонятно откуда появившуюся перед ним. Чёрт копыта откинул и на сене распластался с открытой пастью, из которой поползли черви, сороконожки и прочие твари.
На следующий вечер к отцу сосед пришёл – узнать, как дела и куда Демьян пропал.
Сосед зашёл и перекрестился. Видит: в доме великое горе и смерть. На столе стоит гроб, а в гробу Демьян лежит с открытым ртом. Подле него – отец ни живой, ни мёртвый.
- Что случилось? – вопросил сосед перепуганный.
- Сын мой намедни в погреб за картошкой полез да с лестницы упал, головой об пол шибко, значит, ударился. Так и остался лежать мой Демьян, - отец отвечал.
- Страсти господни! Смерть лютая нынче пошла, никого не щадит! – молвил сосед и хотел утешить отца Демьяна в беде, предложив ему свою компанию. Да только молвил тот ему:
- Не надо. Ты ступай к себе в дом. А я здесь останусь. Подле гроба сидеть буду всю ночь… А наутро в церковь пойду… Хулу сотворю… Мне сын велел. Он говорил со мной.

Он не вернётся к бабушке с дедком
С румянцем щёк, с посыпкой сладкотелой,
Под миртою судьбы осиротелой
Он дремлет беспробудно тихим сном.
Пытался поживиться им зайчиш -
Трусишка хищной пасти серопузый,
Ты зря точаешь зубки, заскорузлый,
И вместо хлеба ешь на блюде шиш.
Счастливый путь вдруг преградил волчок.
И тесто надкусить хотел проворно,
Но сбёг от зубоскальства непокорный,
Наш славный, круглоглавый колобок.
Столбом на испытуемой судьбе
Медвежий стан возвысился громадный,
И сызнова спасался колоб младый
От гибели своей, как воробей.
Но вот - лиса!
Качнулся благосклон.
В четвёртый раз богов печёных милость
Уже от шарохлеба укатилась.
Плутовкой рыжей был зазноб съедён...
Зря думал, что удача дней - бессчётна.
За то и поплатился круглощёкий.

Собрались в Англетере (что – в Мытищах)
Поэты: Пушкинсон, Ясенин и Цветищева.
– Позвольте, я начну вам ссикать в уши!
– Нет, Саша, ты меня сперва послушай...
– Заткнулись оба! Даме – слово, джентельмены!
– Да ты, Маруся, со стихами охренела!
(Удар... Пощёчина... Кровиша... И насилие...
По голове хлопки брошюрками и книжками)
По ямбу настучать хореем – вооот в чём силища!
Пегас отчаянно грызёт свои удилища!
Мораль сей басни очень даже очевидная:
Они любимцы – для читательского круга,
Но друг для друга вечные – стихотварюги!

Нескладушный автор:
- Дамы, господа... Вниманье!
Не смотрите на меня.
Написал стихами прозу -
То серьёзная фигня.
Начихать мне на оценки,
Лайкам буду очень рад.
Сильно хочется общенья,
Но болтать я – не люблю.
Многабукв. Но буду краток:
Я прозаик и про заек
Публикую всё в газетах,
Но пишу обычно – в стол.
Ради славы зря не тешу
Самолюбие своё.
Знаменит на всю округу
В узком обществе друзей.
Сочинил стиха тваренье
С перерывом в туалет
Под потерей вдохновенья,
Это очень – праздный труд.
Сжёг стихи свои водою
И представил на ваш суд.
Посвятил я их – любимой
И одновременно - всем!
Отзывы читать не буду.
Как вам творчество моё?

Нескладушный комментатор:
- Прочитал я всё за раз
С перерывом на обед,
Я твой критик и фанат,
Не понравилось... Респект!
Гениальнейшая лажа!
Потрясающий отстой!
Рви бумагу, молча пой!
Я так тоже не смогу.
Буду хаять похвальбою
Комплиментами язвить,
Не оставлю Вас в покое,
Всего доброго (ушёл).
Издавай скорее книгу
И сходи с ней в туалет.
Я профессор Буквоед.
Но в душе – пенсионер.
Разберу стихи по полкам,
Но скажу лишь пару слов:
Никого вообще не слушай,
Делай всё, что говорят.
Жду от Вас я продолженье.
Только больше – не пиши!

Я скажу тебе, дружище:
От бобра – добра не ищут.
И с бобра добра – не взыщут.
Оглянись! Кругом – лесище...
Всяких благ его - до тыщи,
Речка, озеро, ручьище
И деревьев дофигища!
Все разыскивают пищу
Среди разного дерьмища
И несут в своё жилище,
Что навалено из дров.
Но основа всех основ
В том, что без больших зубов
Не построишь крепкий кров.
Мир – красив, но он суров
И не жалует бобров!

******************
На чёрно-белой фотографии
Остался памяти ломоть.
Душа девичья в небе спряталась,
Покинув слабенькую плоть.
И не излечит сердце маменька,
От взгляда в прошлое – больней.
Там пустота ночует в спаленке,
Где дочь лежала много дней.
Как будто все – с душою маленькой
Под покрывалом темноты.
И только трепетная маменька
Дарует искренне – цветы.
В подлунном городе готическом
Пейзаж бескровный вечно сер.
Там солнца нет, и свет мистический
Рождает сверху бледный серп.
Закрыта книга с первым проблеском.
В ней – недочитанный рассказ...
Итог судьбы с посмертным обликом
На фотографии в анфас.
______________________________
Post Mortem - обычай фотографирования покойных людей в 19 веке.

Реверс — стихотворение, слова которого можно читать как с начала (слева направо), так и с конца (справа налево).
************
Ночь плачет. Пали листья вниз
Ковром оторванных страниц.
Помочь ушедшему нельзя.
Пером зачёркнута стезя.
Дождём иль, может быть, огнём
Листва пропитана давно.
Окном закрыт весь Млечный Путь
Едва получится заснуть…
///////////////////////////////
…Заснуть получится едва
Путь Млечный весь закрыт окном.
Давно пропитана листва
Огнём, быть может, иль дождём.
Стезя зачёркнута пером.
Нельзя ушедшему помочь.
Страниц оторванных ковром
Вниз листья пали. Плачет ночь.

Нет в жизни серой принцев белых,
И феи сыщутся едва.
Противоречит это дело
Самой природе естества.
Всё продается не за деньги,
А за практический ништяк.
Хотите, верьте иль не верьте,
На лоб найдётся свой косяк.
Сказал цинично я, не спорю.
Цинична жизнь сама везде.
Мне не пристроиться – юро́ду
К высокопарной красоте.
Ворчать не стану очень много
По теме данной кутерьмы.
И так известно всем, что ноги
Растут чуть ниже от спины.
Но мне – ни холодно, ни жирно.
Сказал – забыл. И был таков.
Я не поэт. Я – толстый лирик,
Упавший прямо с облаков.

За время всех любовных бед
И жгучих радостей эпоху
Мне стало многое – эпохрен
И чаще близок – фиолет, 
(Замечу я с оттенком хохмы).
За тенью всех прошедших лет
Когда-то бушевали страсти,
И было в жизни всяко-разно.
Но медленно в единый цвет
Слились размазанные краски.
Образовался целлюлит
На месте выпуклых контрастов.
И фиолетовая фаза
Приобрела статичный вид.
И сердце больше не болит.
И всё пучком, и всё прекрасно!
Любовь нажала кнопку off.
Мне эпилоги – фиолетом
Рисует кисть зимой и летом!
Не зря на радуге цветов
Сидит фазан всегда последним.

Я разверзаю пропасть и возжигаю свечи.
Я призываю вас, увековеченных, встать из-под земли, спуститься с неба на твердыню.
Печать и роспись на крестах, приказ – молитва на латыни.
Садовник-месяц роняет звёзды-розы на погост.
Бездушные все спят. В гроб намертво вбит гвоздь.
И снова тишь
На изваяниях кладбищенских крылатых фей.
Приказываю – жить!
Но возглас мой не слышен в царстве сумрачных теней.
Моя слеза
Сквозь пепла серость прошлогодние пожары тушит.
Приказываю времени идти назад!
Я жду бессмертные и преданные вере души.
____________________
«Некрономикон» (англ. Necronomicon), также «Книга Мёртвых» или «Аль-Азиф» — вымышленная книга-гримуар (учебник магии), придуманная американским писателем ужасов Говардом Лавкрафтом.

Ваулью окон – тайну охраняет ночь.
Зов сердца обращаю к силам тёмным,
Ибо светлейшие не могут мне помочь.
Вдыхаю сладкий аромат свечей церковных.
Воск над огнём - нежность плетения змеи.
И да сольются также две души навечно.
И да пребудет... (имя)... в пламени зари.
И возгорится страстью, словно эта свечка.
Пускай покоя... (имя)... не обрящет без меня,
Тоска в тиски захватит грудь ея и гложет.
Свеча горит и молча тает от огня –
Так от любви пускай растает раба Божья…
Воплотится тайна в жизнь.
Ключ… Язык… Замок…
Аминь.
_____________________
Amor carmine – приворот.

Юдоль плача. Боль жертвы палача. Смертельность.
Пиковый туз разлёгся бренным телом на столе.
Костлявая рука в сиянии открытого туннеля
Бокалы жизней разбивает на осколки лет.
Взгляд в будущее направлен в дулю пистолета.
Узлы судьбы в итоге завершаются петлёй.
Прошедшее уходит из-под ног упавшим табуретом.
И если не целует пламя, то обнимает саван под землёй.
Отчаливать придётся спешно под предлогом,
Что задержался, дескать, в мире и пора – домой.
Перечеркнуть поэму эпитафией пролога
И рифму к смерти подобрать, измерив плаху головой.
Туда, где святость мест волнуют призраки дозорами,
И за одним столом сидят судьба, спасение, покой, кошмар…
Где ангел с бесом не поделят душу вздорную,
И ворон, сидя на кресте, передаёт: "Оревуар!” *
__________________

Оревуар * – увидимся

Искусства хранитель веками,
Я каждую новую ночь
Обязан свой страх превозмочь.
К покойникам не привыкают.
Здесь разум совсем не весом.
Почившие чувствуют всë,
Как правлю я тени на пятнах,
Смертям придавая опрятность,
Но больно становится – мне!
Усопших игра – неизменность,
Их вычурность и сокровенность
Мучительны наедине.
Эстетика клонится ниц,
За тщетной помпезностью грима
Безжизненность неотвратимо
Венчает убожество лиц!
Въедаются в память черты
Сомнительной грации смерти.
Где ангелы в ней, а где черти?
Где дух без немой пустоты?
Когда я стою к ним спиной,
Себя ощущаю неловко.
Сквозь веки закрытые, словно
Они наблюдают за мной
Глазами открывшейся правды,
Разгадкой таинственных бед!
Моя осквернённая храбрость
Пред смертью спадает на нет.

И вспоминать моменты самых первых встреч.
Все чувства сильные будить с лучом зари.
И раздувать костёр любви: «Гори, гори...!»
И осознать: она находится – внутри.

Поимели много мнений.
Сфотошопили лицо.
Красной нитью выступлений
Учит курицу – яйцо.
Что ты, что ты... Аты-баты!
Самураи без меча.
Поучают паучата
Паука детей зачать,
Пролистав цитатный ворох.
И ладошкою своей
В грудь стучат без разговора
Впереди планеты всей!
Знают всё и под опекой
Не бессмертного крыла
Носят носик человечки
С гордонравностью орла
И с эффектом ореола,
Одолевшие - кровать,
Словно зяблики в неволе,
Не желают – прозябать.

_______________
Зумеры — представители поколения Z, молодые взрослые и подростки, выросшие в эпоху развития цифровых технологий.

Не грейте на груди змею.
Не убеждайте дятла Вуди,
Не пойте песню – соловью.
И не бросайте жемчуг свиньям.
Не скажет рыба громких слов.
И не нужны лосю - лосины,
А мудрости – ушам ослов.
Не обучайте зря медведя
Бренчать гитарною струной.
Под ярким фантиком конфеты
Не насладиться – глубиной.
Не распыляйтесь пчëлкой Маей
До бесконечности цветов.
Ведь, жизнь, к несчастью, не прямая,
А лишь отрезок – из годов.

Коль погулять – так на последнюю копейку,
Горланить песню если, то – до хрипоты.
Коль тосковать, тогда с моста и сразу – в речку.
Влюбиться - только в королеву (красоты).
Коль в закрома, то чтоб хватило сразу внукам.
Коль согрешить, то за решетку насовсем.
Быть чудаком? Всенепременно с большой буквы
И заменить ее еще – на букву М.
Коль стих писать – то атдуши, а не иначе.
Затеять спор полезно, что ни говори,
Рождая истину единую в усрачке,
А коль уйти, то громко хлопая дверьми.

По фене ботаю стишочки.
Я наблатыкался, как надо:
Парить – не париться над строчкой.
Пишу с душою, буду – гадом!
Базара – ноль. Читатель чтиво
По ходу чтит, скажу без фарса:
Вот наркоты – альтернатива!
Не в падлу мне - точить балясы.
За стих держать готов я мазу,
Открытый критике – приблуде.
Но в нефильтрованном базаре
Блестит перо – заточка урки
Из острых фраз. Поэт – в натуре!
Я сочиняю стих без пОнта.
Смогу вписаться – за культуру
На сходке светского бомонда.
Поэты местного разлива
Главу украсили - короной.
Пришло письмо... Пардоньте, ксива,
Что я теперь – поэт в законе!
С этим статусом в связИ
У меня всё – на мазИ.

Я сижу в своём фигваме,
Краснокожий весь.
Делать неча вечерами –
Сочиню поэзь.
Стихопляска с томагавком,
На башке – перо.
Буду громко выть и гавкать.
Бес попал в ребро.
Трубку мира набивая
Редкой коноплёй,
Призову всех духов Мая
Стих ваять со мной.
Закричу про быль да небыль,
Выплесну я – спесь.
Разведу костёр до неба,
Забубеню песнь.
Ну а после - во вигваме
Со своею сквой
Буду до утра шаманить
Всякой ай-лавь-ёй…
___________________
Не дырявь, читатель белый,
Пальцем свой висок.
Это ястреб в Кордильерах
Выронил стишок.
Я чернила в килобайты
Перевёл как есть
И поклал тот стих на сайты –
Пусть вкусят поезь.

Есть в мире неизведанный недуг,
Подобие китайской древней пытки. 
Представь, однажды ты заметишь вдруг,
Что сон твой обрывается, как нитка.
Физически замучен, ты – устал,
Смыкаются неимоверно вежды,
Но сколько бы cнотворных не глотал,
На сон спасительный мертвы надежды.
Там что-то отключилось – в голове,
И ключ для сна потерян безвозвратно.
Наркоз и кома не погасят свет.
Тебя приговорили к смертной казни.
И ты роняешь дни, что сочтены.
Всевидящее око – неустанно
Мешает мрак и солнце, явь и сны.
Забыться – это блажь не по карману.
Со временем не остаётся сил
Физических, чтоб вынести всё это.
Ты заживо уходишь в тень могил,
Теряя луч последнего рассвета.
И позабыв родные имена,
Беспомощным над пропастью младенцем
Ты ждёшь, когда наступит время сна
С последним вздохом и ударом сердца.

__________________
Фатальная семейная бессонница – редчайшая генетическая болезнь, связанная с постепенной и безвозвратной утратой способности к засыпанию. За всю историю в мире было зафиксировано только несколько десятков случаев болезни. На сегодняшний день лечение не найдено, исход болезни - летальный, организм пациента медленно теряет способности к поддержанию своих функций, что сопровождается галлюцинациями наяву, распадом личности, потерей памяти и полной дезориентацией в пространстве.

Есть версия новой эпохи
О страшном убийстве старухи.
Всё дело предстало подвохом:
Студента подставили, сцуки!
Он там оказался случайно
На месте лихого разбоя.
На зло незаконных деяний
Раскольников был не способен.
Пускай про имеющих право
Писал он, а также про тварей
Дрожащих – всё это фиглярство.
Заставили, знамо, ментяры!
Он был незадачливой пешкой
На поле преступной интрижки.
С метОдой ментов НТВ-эшных
Знакомый я не понаслышке.
Подстава зело очевидна.
Чтоб дело закрыть – нужен крайний.
Устроили явку с повинной
И парня закрыли… Не странно -
В конце позапрошлого века
Не бЫло дактилоскопии*
Сослать на Сибирь человека
Могли без улик, как скотину.
И здесь подсобила оченно -
Шпионка с легендой фурсетки,
Состроив на площади Сенной
Свои мармеладные зенки.
Но я удивляться не стану,
Когда после следствий легальных
В убийство окажется втянут
Какой-нибудь там Свидригайлов.
Пока же – покрыто всё тайной,
Вопрос будоражит умища:
Кто псевдо убийцу подставил?
Кто в пальцах сжимал топорище?


*Дактилоскопия — способ идентификации человека по отпечаткам пальцев.

(Шутка юмора)
А вы любили... чтобы прям – ваще?
Без разных финтифлюшек и вещей.
Ну чтобы зачесало, будто вошь...
И стало прямо резко невтерпёж?
А вы любили залпом... целиком?
Ну сразу в горле, словно снежный ком...
И чтобы прям в поджилках – явно дрожь.
И ажно так... мандраж и невтерпёж?
А вы любили прям, ну чтоб капец?
Как будто увидали... образец?
Чтоб от любви прям заболел живот?
И чтобы вдруг приспичило вот вот...
А вы любили сразу прям... в толпе?
Чтоб от волнения – ни ме, ни бе!
А вы любили прям, как первый раз?
Чтоб угодило точно в грудь и в глаз...
И чтобы вспоминать всю жизнь потом
О том, каким вы были дураком!

(Австралийская Поэзия)
Курю, мудрею и тварю, 
Как одарëнный кенгурю. 
Окинув глазом край саванны, 
Средь облаков Мари Хуанны, 
Рождаю мудрую муру. 
Из кобры сделал кобуру
И написал о том зачем то...
Мой синтез мыслей стал исчерпан. 
Могу писать стихи - в бреду. 
Видал я критика – в гробу. 
В траве забористой гуру
(Тут бамбарбия кергуду)
Ем барбекю из кенгурю.
Несу словесную пургу, 
Кладу с утра стих – на горА.
Страдаю полною фигнёй. 
Пускай смеются надо мной.
Курить бросаю. Бугага! 
Желаю кушать вам – икру, 
Большого счастья по ведру, 
Любви горячей по нутру, 
Но чтоб не выросли рога!
И всë вписалось ко двору
Рамамба харой – в мамбуру. 
Всех вэри мач – благодраю. 

Друг с другом, чаще же - сами с собой.
Обмен идёт, как правило, мечтами.
В такой системе не случится сбой,
Что замкнута всегда самозабвенно
И не пересекается с чужой
Судьбой кругами Эйлера-Венна.
И это даже очень – хорошо.
_____________
Круги Эйлера-Венна – графические схемы в виде пересекающихся окружностей.

Жизнь убеждает меня порой
(Правда, я не люблю убеждаться),
Что путь к согласию – это геморрой.
Можно особо - не утруждаться.
Жить с другими в ладушках,
Исправляя природу-матушку?
Нет, увольте.
Я не ношу кольта,
Так уж вышло – не Клинт Иствуд
И в дрессировщики - не записывался,
Раздавать пряники
И чистить хлебальники -
Дело заведомо неблагодарное.
Жизнь коротка (моменто мори).
Если дупло невдупляемо априори,
Нужно ли доказывать свою аксиому
Чужой идиоме?
А можно ли по-другому?
Если путь к согласию лежит – через пень-колоду,
Тогда сразу в пень - прямая дорога.

_______________
ПыСы:
У Брэма Стокера есть одноименный рассказ. Суть: М и Ж прожили вместе до глубокой старости. Секрет успеха: М влепил пощечину Ж после свадьбы, в ответ на ее запрет. И с тех пор они прожили душа в душу.
Мораль Стокера: возложение на плечи М дополнительной ответственности за воспитание взрослой Ж. В те времена это был тренд. Личные впечатления по поводу прочитанного мною трактованы верно, тщательно обдуманы и наложены выше.

Можно задаваться кучей вопросов
Несерьёзно и всерьёз.
Можно курить папиросы
(Я – разрешаю),
Размышляя в дыму папирос
О том, о сём,
Приводя различные доводы
За и против.
Можно стать логическим роботом,
Измеряя длину своего хобота.
Можно иметь хобби.
Можно стать хоббитом.
Можно оправдывать или осуждать,
Высокопарно париться и выжидать,
Подгоняя теорию под практику,
Подкладывая числа под матрицу.
Собирать факты в папочку,
Поминая чью-то мамочку,
Складывать пазлы,
Чтобы увидеть ночную бабочку.
Заниматься разумным садо-мазо.
И всё равно накрыться - медным тазом.
Прочитать Пушкина, Толстого и Солженицына,
А потом споткнуться и заматериться...
Лучше просто - довериться интуиции,
Без мозготряски.
Она сверкает, подобно зарнице,
Коротко и ясно.

Я захожу в заброшку,
Хоть, ни фига - не сталкер.
Тихо, и редкий шорох
Мыслей не роет свалку.
И не гремит посуда,
Стены покрыла плесень.
Есть ли живые люди
В жизни глухом контексте?
Мне, как обычно, страшно,
Хоть, в мертвецов – не верю.
Я с каждым шагом старше,
Знаю что там... За дверью.
Там всё, как есть и было:
Сухость, бардак и жадность.
Свет – полоса от пыли.
Даже и та сбежала.
Тише, постойте... Ну-ка,
Словно бы где-то клювом
Кто-то живой - застукал!
Нет... Показалось...
Тьфу ты!

Достать обязан из штанин
Перо нетленного творца
Поэт, писатель, гражданин
Глаголом жалящий – сердца
И рифмой, что проела – плешь,
И словом, что взорвало - тишь.
В ночи не спишь и днём не ешь,
Ты землю грешную коптишь,
Но выше света фонаря
Звезду небесную зажгли
Твою.
А значит – всё не зря...
От облаков и до земли
Твой уготован жизни путь.
Самим собою повели!
Пиши, твори и просто... Будь!
Поэт, романтик, арлекин?
Неважен твой репертуар.
Пускай стихийно ржёт Пегас!
Из ширины своих штанин
Яви на свет природный дар
И положи его на нас!

Хола-ла! Буэнос диас,
Сеньорита и сеньор!
Скажет кто-то: "Да иди ты
К Дон Хуану, пор фавор!"
Но упрямо серенады
Я горланю под окном.
Трубадурю!
Мне так надо
Душу вылить перед сном
Для возлюбленной – Кончиты.
Строчит опусы рука,
Словоблудного пиита,
Взяв корову за рога!
Ради вас, мои мучачос,
Поднимаю свой бокал.
Я в стихах – такой весь мачо,
Словно тряпка для быка!
Засвистит Хулито–критик:
"Не раскрыта тема сисек!"
Тут согласен я - си сИ.
Пор фавор, не голоси!
Аста пронто – досвиданья. 
Если вы вдруг испытали
За меня испанский стыд,
Мой лосьенто вам - навзрыд. 
Ну а если вам пофиго, 
Мучас грацияс, амигос!
Улыбайтесь, пор фавор,
Сеньорита и сеньор!

______________________
Хола - привет.
Буэнос диас - добрый день.
Пор фавор - пожалуйста.
Взять быка за рога - начать решительно действовать.
Мучачос - испаноязычный народ.
Си си - да да.
Лосьенто - мне очень жаль.
Мучас грацияс, амигос - большое спасибо, друзья.

Афродита без цензуры
Всем известна и видна.
Не какая-то халтура
(Постарались штукатуры).
Разглядим еë сполна...
Сразу падает взор нагло
На рельефы буферов, 
Словно магия пентакля
Пробуждает сердца зов. 
Жаль, конечно, что не мЯгки. 
Но пленительный овал
Дарит силу нам Геракла, 
И сражает наповал
Всей изящностью искусства
За ненадобностью рук
И покорностью, допустим, 
Разорвав порочный круг. 
Но, однако, целы - ноги!
Взяв начало от конца
Можно мысленно дороги
Проложить нам слегонца
А до куда – вам виднее, 
В меру нравственных оков,
Чтоб Венера не краснела
От нахлынувших стыдов. 
Да, божественна фактура!
Сногсшибательна вовек! 
По такой архитектуре 
Сох и римлянин и грек. 
Но свою аппаратуру
Не пристроит – человек!
Посылаю Афродите
Я воздушный поцелуй, 
Предвкушая: «Да иди ты
От меня куда-нибудь...»
Ведь, во мне сурьёза - нету. 
Я не скульптор – обалдуй. 
И за пошлые куплеты
Не поставят мне статУй. 

Она питается людьми.
Играет с теми, кто покорно
На поводу идёт любви. 
Она и разум - не совместны.
Под жаром пылкого огня
Любовь печёт сосиськи в тесте.
И весь поп-корм, как не в коня!
Стихи и логика - в раздоре. 
Любовь - таблетка перед сном.
И если мало, значит много.
Vivat, Amor... Momento more...
Любовь – жива!
Моментом – в море
Уходит лодка.
Поделом!
___________________________
Поп-корм – традиционное блюдо кинотеатра.

Полное имя героини: Лизетта Шейла Стоун
Профессия: трактирная служанка.
Ради удовольствия готова на всё.
Внешность живописная. Характер скверный.
Не замужем.
___________________________
Пропала давеча шалунья.
Куда девалась эта ледь?
Бранятся все напропалую.
Чего ж теперича хотеть?
Она сбежала – с одноногим...
Тот завещал ей свой сундук!
Её схватили осьминоги...
И полюбили... Ну а вдруг?
Она погибла – от экстаза.
Её похитили орлы...
Её схватили папуасы
И посадили на колы?
Пью (что слепой) её взял силой
В порту на шлюпке...
Просто жесть!
Она нам тупо – изменила.
Да шлюпка, ведь, она и есть!
В монаха старого влюбилась...
Нет, охмурила – короля!
Они резвились...
Где?
На пирсе!
Уверен?
Просто представлял...
Ушла шалунья из таверны.
Была забава, больше – нет.
Все страсти временны...
Не верю!
(Пираты плакают)
The End.

Я один могу её наполнить,
Как страницу чистого альбома,
Красками мелькающего дня.
Напихаю я в альбом цветов
Всяко-разных, чтобы не скучалось,
Пропуская беды и печали,
Я замажу пустоту холстов.
И предстану в центре, на лугу
Главным фигурантом жизнепьесы.
Я от всей души – покуролесю
На своем единственном веку.
Эй, кукушка, сколько мне ку-ку?
Знаю, что закончится мой путь.
Сколько дней отмеряно в итоге -
Неизвестно, мало или много,
Неизменной будет жизни суть.
Что для счастья нужно? Креатив.
Время не растрачивая всуе,
Жизнь свою я просто нарисую.
А потом альбом уйдëт в архив.

Ловлю я дзен в мыслЯх мудрейших, Пером владею, как Басё. 
Сказали мне однажды гейши:
«Сенсей-поэт, Вы – наше всё!»
Поклялся Музой, меч мне в пузо,
Блюсти традиций этикет,
Взвалил поэзии обузу
На плечи я и стал - аскет. 
Покоя нет ни днëм, ни ночью
В моей встревоженной душе. 
Как заведенный тамагочи, 
Пишу я хокку в неглиже,
Слагая в рифму оригами,
Вдыхая свежесть икебан, 
Стихами всех – заикебанил
Я пропитал собой – диван. 
Вот, жду цветения сакУры, 
Попив из ковшика саке. 
И в голове моей кукушка
Уже съезжает налегке. 
Слова звучат, как в караоке, 
Где харакиристый банзай 
Смешался с тянкой синеокой.
Что написал я? 
Сам не знай...
Стихайку, танка, тянка, хокку...
Всё перепробовал не раз.
Теперь пишу я в стиле – похрен
И без особо пышных фраз.

Всем – бонджорно скинул шляпу,
Совершив слегка наклон.
Я тут опус накалякал
Ун моменто в телефон. 
Забелиссил рыльце - маской. 
Как Пиноккио в аду, 
Потерпел в любви фиаско, 
Но обрëл – феличиту. 
Воспевая дольче виту, 
Я царапаю легко
Буквы кактусом небритым
В ретро стиле рококо. 
Или, может быть, барокко?
Впрочем, это – один хрен, 
Если мыслей нет высоких
И душевных перемен. 
Вот таким макаром-хреном
Я держу перо гуся
И на уши вам – спагетти
Намотаю, не спросясь.
Муза плëткой обогрета.
Пусть бомбину - бомбанëт!
А за критику Вендеттой 
Буду мстить я целый год, 
Вам подсуну – жгучий перчик
И какаву - прямо в чай!
Реверанс. Аривидерчи. 
Примадонна, не скучай. 
Тихим сапом дышит Муза,
Не будите до утра.
В общем, баста, карапузы! 
Закругляю – маскарад. 

Ин вино веритас укрылась
На дне бутылки от меня. 
Пишу отныне по латыни. 
Выходит, правда, – чепухня.
Таков уж мой вивенди модус:
Нон фильтер сум базар-вокзал!
На все табу забил я конус, 
Ин анус критиков послал
И всех персонумов нон грата.
Для шибко набожных умов
И духов злых держу рогатку, 
В которой много страшных слов
О хомо-сапиенс природе.
Мой альтер-эго – креатив,
Табула раса априори
И версусом – ненорматив.
Етернум.. Домино... Спиритус...
А на закуску – барбарис!
Вот мой стиховный – катехизис,
Он же словесный экзерсис!


________________________

*Ин вино веритас - истина в вине. 
*Модус вивенди - образ жизни. 
*Персона нон грата - нежелательный человек
*Спиритус - дух, душа. 
*Хомо-сапиенс - человек разумный
*Табула раса - чистый человек
*Версус - против
*Етернум - вечное
*Домине - владыка, повелитель

Рифмую нонеча по-швецки.
Я всем желаю - гуморрон!
Звучит поэзия звездецки,
Порой рождая – геморрой!
Прошу фëлот – за беспардонность.
Такой уж вышел форс-мажор,
Что я стихов нахренькал тонну,
Не вынося из дома – сор.
В башке мелькнула вдруг идея:
Любовь почикать – на троих!
Заранее - ушекта мею.
Хоть, вам на то - большой апчих.
А я хочу таких деталей:
Чтоб фрекен Бок и фрекен Бюст
За шведским таблем обеда́ли.
Уж не взыщите за – искус.
Любите, кушайте и пойте,
Пока исчо горит фитиль,
И шведский стол наполнен пойлом.
Нельзя сдаваться вам – в утиль!
За сим пишу слегка фривольно
(Хотел как лучше, но не смог).
Я всем желаю - смакли мольтид.
И счастья дай вам фрекен Бок!
_________________
Гуморрон - добрый день.
Фëлот - простите
Фрекен - госпожа
Табел - стол
Ушекта мей - извините
Смакли мольтид - приятного аппетита.

Привэт, лубезные! Усем - сдрасьте!
Вон там ведро... Забор покрасьте!
Ты что, ты кто, в натуре, всмысли?
Я отвечаю – в коромысле!
Прям разбежался, щаз канешна.
Ага, угу, ыгы... Конюшня!
В душе – любовь, а в мыслях – страсти.
Чуть не потрескались мордасти,
И в голове зависли мысли,
Трусы на дереве повисли!
Реально? Блин ты чо! Да ладно?
Я отвечаю вам – прохладно.
Я трёхжтажной рифмой крою!
Тук-тук... Сиди, я сам открою!
Кричу с порога сразу – кто?
В ответ я слышу – конь в пальто!
Кто там? Сто грамм.
Свои, короче.
А у кого короче к ночи,
Тот, сидя дома, стихи - строчит!
Вместо вопроса – почему?
Я получил по кочану!
Мораль писульки этой где?
Здесь рифму сами знаетЕ.

Заветных чувств блестящий ювелир,
Философ, диалектик и романтик,
Стихи на кухне пишет – в рваной майке
С душою, что изранена до дыр.

Пышу стыхи я абы-ка́бы.
По-русски только – "бабу бы".
Но так волнуют баобабы
И все изгибы Лимпопы,
Что я луплю душевно в бубен
Под смех всеядных шымпанзы.
Колю ночами куклу вуду
При свете ревностной грозы.
Вы, самахани (извините)
За то, что беден мой волоф.
Строчу про бархатный Ебыпет,
Но не хватает внятных слов.
Кручу-верчу банан вербальный,
Пышу, почуяв – расколбас
О том краю многострадальном,
Где спит на пальме – ананаст!
И все макаки-забияки
Речную хлещут маджи там.
Мой стих – акуна и матата
Под феерический там-там!
В минуты редкого досуга
Красноречивое бу–бу
Я накатал, курнув бамбука,
Свернул и бросил
В Лимпопу́!
Судить ни нада прям так строга.
Пошли все нафиг, с Новым Годом!

_____________
*Самахани - извините
*Волоф - язык
*Маджи - вода
*Акуна матата - жизнь без проблем
*Баобаб - дерево в Африке
*Лимпопо - река в Африке
*Бобо, бубу, бабу бы - индивидуальные средства лексической выразительности.

Стихи пишу я – по фэншую
Китайской практикой «тяп-ляп».
И, душу вывернув большую,
Педалю в темя свой – кап-кап.
Совокупляю – Иню с Яней,
Играю фразами в пинг-понг,
Слегка подвыпивший, не пьяный...
Ловлю ушами древний гонг!
Меня учил ваять – Конь Фуций,
А с ним ещё Лао Цзынь-Цзынь.
С тех пор чуток я – чиканулся,
Но стал поэтом Шаолинь!
Любитель чайных церемоний,
И, как премудрейший пескарь,
Я отыскал судьбы синоним,
Заместо чая лью - вискарь!
Творить стихию лучше – спьяну,
Тогда я сразу мастер слов!
Строчить поэзию – про тянок
С полночи до утра готов.
Но утром гляну узким глазом:
Намалевал я – фиготу́!
Вот же китайская зараза!
Отправлю всё – в Караганду
От графоманского недуга...
Я на семь бед найду ответ.
Молиться молча буду – Будде.
И тот пошлёт меня...
В Тибет!

Щпрехать я могу немного
По-немецки: "О, майн гот!"
Всем желаю – гутен морген
И хомячу бутерврот.
Всë – зер гуд!
Довольна морда. 
Стих рождается под шнапс.
"Вас из дас?" – подумал кто-то.
Это просто – дойче квас.
Данке шон, майн лыбен фрау.
Майне кляйне... Бухаст мищ...
Возбуждающие фразы!
В голове Раммштайн «Ды-дыщ!»
Где мне взять любовный ахтунг, 
Чтоб горел вовсю - майн херц? 
Без любви стихи все - нахен
Посылаются
Капец! 
Шнэле время мчится снова
Вундербар день ото дня.
Что культурному хреново,
То – фантастиш для меня.
В лёгком а́хрене– хулитель.
Рот кривит майн либен фрау.
Видно, мне - уебн зе бите
Из поэзии пора? 
Коль медведь оттяпал ухо, 
И капут накрыл стезю.
Не стихи пищу – похнуху
Безобхазной буквой «зю». 

Всем – бонщур, мосьё и дамы!
Настрочить охота мне
Вкусный стих с особым шармом,
Чтобы был, как – божоле!
Весь такой лямур-тюжурный,
Как ночное рандевю,
Чтобы всё культух-мультурно
И с эффектом – дежавю,
Чтобы было всё в ащуре,
Как ма шерри повелит,
Чтобы хруст фханцузских булок
Вызывал - бон аппетит.
Только вот клише клешнями
Впилось в карму мне, пахдон...
Комильфо – не сочиняю.
Лезет, падла – моветон!
Безо всех шерше ля фамных
Церемоний крем-брюле.
Не Бальзак я и подавно,
Не кошерный я – мусье...
Без излишнего плюмажу
Силь ву пле... Бокуп мерси!
Я на хлеб мехси - намажю
И закрою – жылюзи.
Вот такое вот – из куство
Получилось по-хреньцузски!

Мыслей составлено резюме.
В нём каждый «ох» чередуется с «ах».
Что закипело – крышку трясёт.
Каждое слово - размотанный нерв,
Ищет спасение через полёт,
Словно душа покидает вольер.
И не конкретно, зато иногда
Можно попутать свои берега
Вместе с чужими почти без вреда.
Автор на выдумки – очень богат!
Чувства мешаются, как винегрет.
Душенька снова пустилась в разнос.
Чуть пригубил – вдохновенья поэт,
Взялся за пёрышко и – началось...

Проделан тяжкий путь мужчины.
Я цель свою сумел достичь.
Охочий был до – оленины
В руках с дубиной...
Федя, дичь! ©
Потом одел парик по моде.
Я нарумянился, как шут.
И, пробуждая зов природы,
Любил...
А нынче – засмеют.
Мой дух мятежный стал разгневан.
Но рыцарь, как домашний лев,
Самоотверженно колено
Склонил во имя – королев!
Я благородно рвал и метил...
И принял боль свою, как бой.
Но подустал... Оделся – в денди.
И покорил журнал плейбой.
Я воровал, но не - стремался.
Пришёл, увидел... Стриптиз-бар!
Я пальцы гнул, я мамой клялся,
Я отвечал за свой базар!
А нынче стал – набором качеств.
Но кто в душе я – не бубу...
Товарный вид - итог чудачеств
Со знаком качества – на лбу!
А вот в советскую эпоху...
Без разных мистер-твистер-хай
Мой идеал звучал неплохо:
«Ты просто, Федя, не бухай...»

В таверне нынче жарко снова!
Здесь нет печали и стыда,
Природа сбросила – покровы,
И вот на сцене – нагота!
Народ – пираты, знамо, буйный.
Передрали́сь в борьбе - за куш.
Не вышло страсти обоюдной,
Не разделили – пару груш...
Вперёд пода́лась Мессалинка
Под грохот стульев и посуд:
«Не нужно больше поединков!
Я всем – отдамся... Там и тут...»
Ура!
Сбылась мечта – деви́чья.
Шаланда выгнулась – вверх дном.
В её пробоинах – затычки...
Пошла таверна – ходуном!
Мадам охвачена страстями,
Кто хочет, тот находит – щель.
Насквозь пронизана штыками
Пленённой леди – цитадель.
Накрылось всё не медным тазом...
Сорвалось криком до небес.
Шалунья счастлива в экстазе.
Салют из "пушек" – в её честь...

Когда под ложечкой – печёт,
Неутолима будет жажда.
Коль сердце не ведёт учёт
Ума, гармонии и сути
Природных издревле стихий,
Бурлит зазря вулкан – Везувий,
Когда поэт строчи́т – стихи...
Но нет заветного покоя,
Разбужен пылкий аппетит.
И силуэт у изголовья
Дракона ловко – щекотит,
Чтоб волос дыбом стал всклокочен.
Коль не приспичит Музе вдруг,
Поэт с кровати – не подскочет,
Простая истина, мой друг!
Пускай дракон огнём не дышит,
К чертям сжигая всё подряд!
Не нужно пыток... Хрен им в дышло!
Любви большая доза – яд.

«А я пущусь в полёт, за берега бесформенного мрака,
Чтобы всех освободить.
Попытку предприму один.
Опасный этот шаг никто со мною не разделит!»(с)
Джон Мильтон «Потерянный рай»
________________________________________

johnny-max-cage «Потерянный ад»:


Я в полёт запущен, аки птица,-
Пожинать запретные плоды.
Буду пить, курить и материться,
Сочиняя перлы – от балды,
Чтобы прочитать их проституткам,
Будто бы Есенин и Шекспирт.
Кто меня подбил на эти мутки?
Дьявол – раскумаренный кумир.
Наломаю дров - сломлю систему,
Бред неся и сотворяя – дичь.
Сам в себе я стану – невсебенен,
Чтоб звезду небесную достичь,
Падая стремглав на дно колодца.
В омут с головой – идея фикс.
Хочется уж очень – приколоться.
Пробил час желанный "икс. икс. икс”

Бесплатно на столе белеет соль. 
Стихи без вдохновения – обуза. 
Расплата за любовь - на сердце боль.
Расплата за еду - большое пузо. 
За водку печень предоставит счëт. 
С вампирами расчёт банально – кровью.
Расплата всех и каждого найдëт,
Не шевеля при этом даже бровью. 
За сделанное дело – новый план. 
Расчёт за тяжкий труд - халява сэров. 
Награда за доверчивость - обман, 
За гнев и злость - расшатанные нервы. 
За безмятежность будет ночь без снов. 
За каждый смех - морщинки под глазами.
Бесчисленное множество «грехов»
Сами собой рождаются с годами. 
И в эпилогах жизненной борьбы, 
Когда придëт официант жеманный,
Послать его куда подальше бы...
Да только - хрентос два,
Шурши карманом!

Всегда старался помогать,
Не ведал зависти и злости.
В итоге стал, как будто – гать,
Другим удобен, сам - в болоте.
Не совершал бы я добра,
Не получал бы стрелы в спину.
Был нужен всем ещё вчера,
А нынче нет меня в помине.
Зазря потратил интервал
Судьбы, цепляясь за корягу.
Жаль то, что поздно осознал
Всю эту муторную шнягу.
Трудами лавры не снискал,
И хрен – со мною. Так и надо.
Горб на спине мой капитал,
За благодушие награда.

Вся наша жизнь – базар-вокзал,
А люди – вовсе не актëры.
Простой талант: купил-продал
Яснее всяких аллегорий.
Локтями вширь проложен путь.
Начало есть. Конца не видно.
Толкаться нужно как-нибудь,
Умело, хитро, безобидно.
А если нет локтей, кричи
О том, что на твоëм прилавке
Вкуснее прочих куличи.
В ответ собакам - тоже гавкай.
Не щëлкай клювом просто так,
За это сразу облапошат.
А если добрый, то - дурак.
Неси теперь чужую ношу.
Базар-вокзал не ресторан.
Здесь церемониться не станут.
Но принцип тот же тут и там.
Хоть поменяй ты всë местами,
Везде есть ценник и увы,
Всë чаще ценник этот – конский.
За горстку крошечной ботвы
Придëтся крупно побороться.
Пусть где-то там горит «hotel»,
Или клетушка с койко-местом.
Пришëл, увидел, поимел.
Я не Шекспир, скажу вам честно,
Что без коммерческих наук
Нельзя бесплатно пялить очи,
В ларьке и ЦУМе путь на юг
Покажут вежливо, но точно,
Коль нет бобов. Куда подать
Из экономики навеки?
Да никуда, япона мать...
Базар-вокзал.
Вся кожа – в чеках!